Зет|Падение - Илья Косов

блюд и напитков. Пришло время чего-то посерьёзнее, закуски — это, конечно, хорошо, но пузо ими не набить, особенно если это пузо еле-еле прикрывается дублетом, а пуговицы, скрытые под толстой тканью, так и норовят продырявить чей-то глаз или, как минимум, разбить пару бокалов.

Сквозь весь этот топот, шум, гам, болтовню и музыку немногие смогли расслышать звук отдалённый, непривычный, который явно был не к месту. Всё больше и больше господ стали обращать внимание на этот странный звук, головы их всё чаще оборачивались в сторону запертых ворот. И вдруг в них постучали… нет, заколотили, загремели яростно и с рвением, отчего некоторым сталось плохо, а некоторым — страшно: «Вдруг это тварь осколочная ломится к нам в замок?». Тут уж все затихли — и трубадуры, и старики, и молодняк, только теперь они могли внимательнейшим образом расслышать тот самый звук. Ржание коней, топот, возня, истошные крики, возгласы о помощи, и… молитвы. Кто-то прислонился самым наглым образом прямо к воротам и шептал так проникновенно, как возлюбленный не признаётся в своих пылких и страстных чувствах. Он взывал к богам, просил смилостивиться, замаливал свои грехи. Голос иногда его переходил на крик, он часто заикался, порой что-то несвязно бормотал. Концом его молитвы стал дикий возглас, и что-то гулко стукнулось и ворота…

— О, боги милостивые!!! — оказался я в самом центре зала и прокричал, сделал голос свой как можно драматичнее. — Неужели, Смерть Чёрная пришла?! Наконец-то нам воздастся за все грехи наши, и сбудется пророчество!

«Что? Смерть? Пророчество? Что он несёт?», — последовали шепотки.

— Как же вы, слуги Божьи, можете не знать, что пришло оракулам пророчество?! — пока я распинался, ворота стали покрываться чернотой и жалобно заскрипели, через прорези в белокаменных стенах полез густой чернильный туман, он медленно спускался и подбирался к сапогам и туфлям.

— В Имперский храм пришло пророчество еще два месяца тому назад! Боги недовольны родом людским, и потому шлют на нас Смерть Чёрную. Глядите! — указал я на туман. — Теперь вы верите?! И он не остановиться пока не иссушит до костей каждого из нас!

— Но что же делать?!

— Можно же убежать?

— А уплыть? — кричали люди.

— Не будьте глупцами! Если Смерть добралась сюда — в самый центр Страны Вод, то, что вы думаете сейчас твориться за стенами замка? Спасенье есть лишь одно! — сказал я, и сотни пар глаз уставились на меня. — Туман Смерти плавает по ветру, но в землю ходу ему нет! Слышал, что под дворцом этим простирается сеть каналов…

— Точно, есть такая!

— А что же делать с едой?!

— Да хрен с ней, сейчас прятаться надо!

Испуганная толпа стремительно направилась искать проход в каналы, а я же, улыбаясь, спрятался в «тени».

Глава 20 Ёжик в тумане

Проход в те самые каналы был найден на удивление быстро. В который раз убеждаюсь, страх — величайший инструмент. Пока толпа напуганных и даже одичалых гостей в шесть сотен голов пыталась забиться всем скопом в узенький проход, я направился по ту сторону дворцовых стен.

Там горело всё, что только могло гореть, серый дым столбами поднимался по всей округе — так уж повелось, что в панике кто-нибудь обязательно да, например, разобьёт лампу, полную керосина, а потом он по случайности зажжётся… Всё веселье и праздничный настрой были вероломно прерваны и забиты в самые дальние уголки сознания появлением «Черной Смерти». Её кольцо опоясывало город, всё сужаясь к замку, заботливо подсказывая бегущим путь к «спасению». Марика сделала всё в точности так, как я и просил. Громадной высоты кучной вал пожирал улицы, дома, скотину и тех, кого удача обошла стороной, и лишь вереница белых-белых костей, что вскоре обратятся в пыль, тянулась за ним. Даже лучи столь всемогущего светила не могли прорваться сквозь тюрьму черноты столь абсолютной, что ночь ей и в подмётки не годилась.

Вскоре стадо наконец было согнано в загон — молитвы словно в купольном храме отражались от холодных стен, казалось, будто сами Боги вторили им, давая хоть крупицу ветреной надежды, те же, кто отчаялся, устал просить, безмолвно опустились на колени — их взгляд был пуст, пустота эта затягивала многих, одни представляли, какими лучшими людьми они, несомненно, станут в следующей жизни, другие сокрушались, что не успели ещё сделать всё, что хотели на этой бренной земле. Находчивые же бродили тут и там в поисках света, еды, места более глубокого… Но ни у кого, ни у единой души не возникало мыслей, как им дальше быть, как пережить эту заразу божью, как встать потом с колен, как возродиться и вернуть былую славу и богатства вновь. Верно, в их головах страна разорена, золотистые нивы, пушистые холмы, речные и озерные просторы и даже могучие леса обращены в ничто, земля блистает чернотой, полнится трещинами, из которых извергается пламя погибели, их собратья, друзья и семьи, оставленные где-то там, безвольной гнилой плотью выложили путь наказанию богов. Теперь их осталась лишь жалкая горстка… без надежды на спасение.

Правильно, не думайте о том, что будет дальше, не мечтайте, не молитесь и не смейте даже надеяться на что, всё это каким-то немыслимым чудом пройдет мимо вас. Вам же будет проще, уж поверьте…

— Молодец, ты хорошо справилась.

— Угу. Побыстрее закончи. Я хотела еще поплавать.

— …да, хорошо.

Я не смог сказать ей. Ничего. Ни про то, что, быть может, плавать ей придется в одиночестве, что, вероятно, то был последний раз, как мы виделись и разговаривали. Не смог сказать «прощай», не смог сказать, что ей делать дальше, если я вдруг не вернусь…

Ведь я уже знаю — близится конец. Конец всему. Конец вопросам, конец скитаниям, страданиям и радостным моментам, конец порядку и правлению безжалостного Бога. Я слышу хруст, как трепещет моя израненная душа, как она метается в агонии, как она молит прекратить. Наверное, я здесь единственный, кого окутывает буря, вечно жужжащий, противно клацающий своими жвалами шум, он колит, режет и кусает, а когда понимает, что этим меня уже не пронять, словно искусный стратег, меняет тактику. И вот меня одолевает крик, столь безжалостный, что хочется вырвать себе уши и раздробить голову, голоса напуганные, гневные, молящие сменяют друг друга. Иногда мне слышатся знакомые, я не могу вспомнить, кто они. Те, что пали от моей руки? Те, кого я просто знал? Быть может, это те, кто был мне дорог? Близится месть, месть за них, но я не могу вспомнить ни их голосов, ни взгляда,